Сергей Санчес: "у меня всегда была какая-то хаус-основа или тек-хаус"
мая 2009
Это самые успешные вечеринки. Это самые долгоживущие вечеринки. Подумать только – целых одиннадцать лет в не самый главный клубный день небольшой танцпол «Пропаганды» всегда битком, и этот успех не смогла перебить или пережить ни одна другая вечеринка. Чтобы узнать побольше об их истории, о том как менялась публика, как четверг стал клубным днем Nightparty решило узнать у главного героя – DJ Санчеса.
«Четверги Санчеса» начались в мае 1998 года. А что было до этого? Что ты из себя представлял? Попробуй охарактеризовать себя — каким ты был до «Четвергов».
Как диджей я родился в 1995 году, когда впервые выступил на вечеринке в клубе «Птюч». А до этого играл на самых разных мероприятиях, но выступление именно в этом клубе было знаковым и запомнилось больше всего. Довольно быстро, буквально за три года, я набрал вес и опыт, во многом благодаря участию в команде «Птюч Sound System» и активной поддержке журнала «Птюч». К 1998 году я имел две награды как лучший диджей — «Золотой Птюч» 1997 года и 1998 года, и это, конечно, немножко вскружило мне голову. То есть я был таким — не могу сказать, что модным, но известным московским диск-жокеем, который играет хаус-музыку. Был диджеем, который вышел из «Птюча», притом что «Птюч» всегда поддерживал андеграундную техно-культуру. А у меня всегда была какая-то хаус-основа или тек-хаус, и по-прежнему я предпочитаю эти два стиля. Поэтому в «Пропаганду» я пришел состоявшимся уже диджеем в том плане, что у меня к тому времени уже появилось имя, которое могло собрать публику.
Первые выступления в «Пропаганде» проходили благодаря промоутерской деятельности Лени Удовенко в период конца 1997 и начала 1998 года — они были разовыми. Тогда клуб был заведением с рок-направленностью, с живыми выступлениями групп, и звук там был долгое время заточен именно под живые выступления. А потом созрела идея у нескольких людей сразу, в том числе у Бориса Романова, владельца самого на тот момент интересного музыкального магазина Only на Бауманской. Вот мы вместе посидели и решили, что нужно делать вечеринки, создать некий прецедент — сделать вечеринки именные, не просто вечеринки с каким-то названием определенным, а вечеринки регулярные, названные именем одного человека, чтобы этот человек собирал людей. Наши первые вечеринки по четвергам начинались самое раннее в восемь-девять вечера и заканчивались в час-два ночи. Сначала все проходило при небольшой поддержке близких друзей в количестве 30–40 человек, потом начались привозы. Привозили всех тех, кого мы так любили, и чьи пластинки слышали в магазине Only.
Как диджей я родился в 1995 году, когда впервые выступил на вечеринке в клубе «Птюч». А до этого играл на самых разных мероприятиях, но выступление именно в этом клубе было знаковым и запомнилось больше всего. Довольно быстро, буквально за три года, я набрал вес и опыт, во многом благодаря участию в команде «Птюч Sound System» и активной поддержке журнала «Птюч». К 1998 году я имел две награды как лучший диджей — «Золотой Птюч» 1997 года и 1998 года, и это, конечно, немножко вскружило мне голову. То есть я был таким — не могу сказать, что модным, но известным московским диск-жокеем, который играет хаус-музыку. Был диджеем, который вышел из «Птюча», притом что «Птюч» всегда поддерживал андеграундную техно-культуру. А у меня всегда была какая-то хаус-основа или тек-хаус, и по-прежнему я предпочитаю эти два стиля. Поэтому в «Пропаганду» я пришел состоявшимся уже диджеем в том плане, что у меня к тому времени уже появилось имя, которое могло собрать публику.
Первые выступления в «Пропаганде» проходили благодаря промоутерской деятельности Лени Удовенко в период конца 1997 и начала 1998 года — они были разовыми. Тогда клуб был заведением с рок-направленностью, с живыми выступлениями групп, и звук там был долгое время заточен именно под живые выступления. А потом созрела идея у нескольких людей сразу, в том числе у Бориса Романова, владельца самого на тот момент интересного музыкального магазина Only на Бауманской. Вот мы вместе посидели и решили, что нужно делать вечеринки, создать некий прецедент — сделать вечеринки именные, не просто вечеринки с каким-то названием определенным, а вечеринки регулярные, названные именем одного человека, чтобы этот человек собирал людей. Наши первые вечеринки по четвергам начинались самое раннее в восемь-девять вечера и заканчивались в час-два ночи. Сначала все проходило при небольшой поддержке близких друзей в количестве 30–40 человек, потом начались привозы. Привозили всех тех, кого мы так любили, и чьи пластинки слышали в магазине Only.
А микс «Ночной поезд в Глазго» вышел еще до этих вечеринок, в 1998 году, если не ошибаюсь?
Мы записали его в 1997-м, а вышел он в 1998-м. Мы сделали переиздание этого микса на CD к десятилетию «Четвергов». Это оригинальная запись с кассеты. Мы ее отмастерили, убрали все шумы, поделили на треки и диск в целом состоит из двух частей, как у кассеты две стороны. Сейчас эта музыка звучит, наверное, наивно…
Это была ваша личная инициатива — делать вечеринки?
Ну и «Пропаганда» пошла на встречу.
В те времена «Пропаганда» очень тесно взаимодействовала с Британским советом.
Там довольно долго арт-директором работала Франческа Кэнти, и она очень помогала нам — и приглашения делала, и контактировала с диджеями, артистами. Она всегда помогала, и я уверен, что она до сих пор остается человеком, который очень любит музыку, ведь она от первой ноты до последней всегда была на вечеринке, всегда плясала. На самом деле очень много людей прошло за одиннадцать лет, и я боюсь, даже рассказывая о том, что было, забыть кого-то очень важного, который повлиял на те или иные перемены.
Ну и «Пропаганда» пошла на встречу.
В те времена «Пропаганда» очень тесно взаимодействовала с Британским советом.
Там довольно долго арт-директором работала Франческа Кэнти, и она очень помогала нам — и приглашения делала, и контактировала с диджеями, артистами. Она всегда помогала, и я уверен, что она до сих пор остается человеком, который очень любит музыку, ведь она от первой ноты до последней всегда была на вечеринке, всегда плясала. На самом деле очень много людей прошло за одиннадцать лет, и я боюсь, даже рассказывая о том, что было, забыть кого-то очень важного, который повлиял на те или иные перемены.
Читая журнал «Птюч» того времени, можно было понять, что эти твои вечеринки были очень популярными, это была такая дружеская поддержка или на самом деле в те времена «Четверги Санчеса» были столь популярны? Тем более что это был 1998 год, и кризис тогда был не за горами.
Это были на самом деле очень мощные вечеринки по атмосфере, этому способствовала и атмосфера самого клуба. Так что объединение двух энергий и породило такую вот уникальность. Быть может, если бы эти вечеринки начинались в стенах какого-то другого клуба, то, возможно, все было бы по-другому. И именно из-за того, что в этом клубе очень мало места для всех тех людей, которые хотели бы быть на вечеринке, из-за того, что здесь не всегда удобно танцевать, потому, что чувствуешь локти других людей, потому, что на тебя могут пролить напиток и оттоптать ноги, но ты чувствуешь такой драйв, который ни в каком другом месте испытать невозможно.
Это были на самом деле очень мощные вечеринки по атмосфере, этому способствовала и атмосфера самого клуба. Так что объединение двух энергий и породило такую вот уникальность. Быть может, если бы эти вечеринки начинались в стенах какого-то другого клуба, то, возможно, все было бы по-другому. И именно из-за того, что в этом клубе очень мало места для всех тех людей, которые хотели бы быть на вечеринке, из-за того, что здесь не всегда удобно танцевать, потому, что чувствуешь локти других людей, потому, что на тебя могут пролить напиток и оттоптать ноги, но ты чувствуешь такой драйв, который ни в каком другом месте испытать невозможно.
А вообще не страшно было проводить вечеринки, учитывая, что четверги были не клубным днем, в отличие от того же клубного понедельника.
В середине 90-х любой день мог быть клубным. И я помню вечеринки по вторникам в клубе Relax, и в «Острове сокровищ», которые затягивались до девяти утра. То есть день недели тогда еще не был такой важной вещью, а вот с наступлением кризиса было уже сложнее. И на протяжении многих лет после мгновенного успеха вечеринок в «Пропаганде» многие люди, саундсистемы и клубы, которые открывались, пытались повторять за нами и откровенно говорили — мол, мы хотим сделать как в «Пропаганде». Они приходили и говорили — вот давай ты у нас будешь диджеем по средам, пусть приходит народ. Но ни у кого ничего не получилось, я приходил, играл, но «Пропаганда» есть «Пропаганда». У этого места просто есть магия, там ведь раньше было питейное заведение, рюмочная какая-то, то есть место уже «намоленное» — эти стены, люди просто туда идут, и атмосфера делает свое дело.
В середине 90-х любой день мог быть клубным. И я помню вечеринки по вторникам в клубе Relax, и в «Острове сокровищ», которые затягивались до девяти утра. То есть день недели тогда еще не был такой важной вещью, а вот с наступлением кризиса было уже сложнее. И на протяжении многих лет после мгновенного успеха вечеринок в «Пропаганде» многие люди, саундсистемы и клубы, которые открывались, пытались повторять за нами и откровенно говорили — мол, мы хотим сделать как в «Пропаганде». Они приходили и говорили — вот давай ты у нас будешь диджеем по средам, пусть приходит народ. Но ни у кого ничего не получилось, я приходил, играл, но «Пропаганда» есть «Пропаганда». У этого места просто есть магия, там ведь раньше было питейное заведение, рюмочная какая-то, то есть место уже «намоленное» — эти стены, люди просто туда идут, и атмосфера делает свое дело.
Я знаю только одни похожие вечеринки — это «Четверги Кубикова» во «Флегматичной собаке». То есть прокачать четверги получилось только у двух людей, которые вышли из «Птюча», сохранив при этом энергию, задор молодецкий. Ты все ж таки на протяжении долгих одиннадцати лет пропагандируешь хаус-музыку во всех ее ипостасях. Как тебе это удается?
Ну скажем так, хаус-музыка развивается, как и любая танцевальная музыка. И она развивается не только внутри себя, но и как самый главный и универсальный стиль, и он впитывает в себя все то новое и модное, что появляется. Если становится модным диско, то хаус превращается в диско-хаус, если живые инструменты, то это уже джаззи-хаус, и так далее. Ни у одного стиля нет стольких приставок. Точно так же происходили мутации самих вечеринок, начиналось все с дипа, с композиций того же Мэттью Херберта, потом Glasgow Underground, потом в 1998–1999 годах очень много появилось диско и фанка. Дальше был очень долгий период трайбла, года три, наверно. И, кстати говоря, за трайбл-хаус в Москве тогда больше отвечал клуб «ХIII» — нигде не было такого качественного трайбл-хауса, как в исполнении диджеев Града и Коли. То есть все стили отражались в то или иное время. А неизменной оставалась именно сама атмосфера. На вечеринках в «Пропаганде» в целом и по четвергам в том числе. И присутствие какого-то определенного количества людей было всегда своеобразной лакмусовой бумажкой, которая говорила о демократичной и свободной атмосфере в клубе.
Ну скажем так, хаус-музыка развивается, как и любая танцевальная музыка. И она развивается не только внутри себя, но и как самый главный и универсальный стиль, и он впитывает в себя все то новое и модное, что появляется. Если становится модным диско, то хаус превращается в диско-хаус, если живые инструменты, то это уже джаззи-хаус, и так далее. Ни у одного стиля нет стольких приставок. Точно так же происходили мутации самих вечеринок, начиналось все с дипа, с композиций того же Мэттью Херберта, потом Glasgow Underground, потом в 1998–1999 годах очень много появилось диско и фанка. Дальше был очень долгий период трайбла, года три, наверно. И, кстати говоря, за трайбл-хаус в Москве тогда больше отвечал клуб «ХIII» — нигде не было такого качественного трайбл-хауса, как в исполнении диджеев Града и Коли. То есть все стили отражались в то или иное время. А неизменной оставалась именно сама атмосфера. На вечеринках в «Пропаганде» в целом и по четвергам в том числе. И присутствие какого-то определенного количества людей было всегда своеобразной лакмусовой бумажкой, которая говорила о демократичной и свободной атмосфере в клубе.
А как поменялась публика на танцполе за эти 11 лет и поменялась ли она вообще? Ведь считается, что средний «срок жизни» клабера — года три. Получается, что уже поколений пять прошло через «Четверги»…
Все время происходит некая пульсация. То есть сначала толчок, потом тишина, снова толчок и снова тишина. Иногда такие периоды длятся по полгода, и наступает такой момент, когда я не узнаю ни одного человека на танцполе, и потом вдруг происходит так, что я опять знаю всех. Затем снова затишье и становится немножко не по себе - потому что снова я не вижу знакомых лиц. Я вижу, какой человек пришел, а какой нет, может, даже со стороны и кажется, что я ни на кого не обращаю внимания, но я вижу каждого и чувствую каждого. Ведь клуб небольшой, и в принципе с диджейского места видно все: кто-то ходит постоянно, а кто-то раз в полгода, к примеру. То есть что-то меняется, как и все в этом мире. Я уже перестал переживать по этому поводу.
А по поведению своему люди меняются? Угорает народ вообще, так же как и одиннадцать лет назад? Или, может быть, сейчас больше гламура, а раньше люди бились за идею. Как думаешь?
У меня вообще очень маленькая связь с прошлым. И когда мне приходится что-то вспоминать, или рассказывать что-то такое в интервью, или писать заметку какую-то о том, что было, — мне приходится на самом деле прикладывать усилия, я вообще стараюсь забывать, что было, потому что люди — заложники своих воспоминаний. И воспоминания в конце концов загоняют человека в какие-то рамки, поэтому отсюда возникают мнения о том, что это уже не то, а этот уже не тот. Я думаю, нельзя судить людей, которые манипулируют такими тонкими материями, как настроение, манипулируют чем-то невидимым. Нельзя их судить по своим только собственным ощущениям, исходя из того, как ты сам изменился. А разговор о вкусах — он вообще вечный. Публика, конечно, очень сильно менялась всегда, и сейчас она другая. Но я, когда говорю о публике, — я прежде всего говорю об энергетике. И о каком-то кураже. И отсюда я вижу прямую связь с той музыкой, с той волной, которая на тот момент преобладала. Если это диско и джаззи-хаус, то это постоянно руки вверх, это феерия, это шампанское, это диско-шар и прочее. Если это какой-то минимал-хаус, то ему сопутствует задумчивый уход в самого себя, концентрация на каких-то кликах и катах, и нет такого всплеска, и кажется, что все такие угрюмые. Танцуют андрогинные мальчики и девочки, большинство из которых в темных одеждах, даже скорее не танцуют, а ныкаются по углам, и каждый сам по себе, и каждый такой вот неподражаемый. То есть все, естественно, зависит от музыки, от настроения, поэтому я и говорю — чем ты манипулируешь, то ты и получаешь, такую атмосферу ты и получаешь.
У меня вообще очень маленькая связь с прошлым. И когда мне приходится что-то вспоминать, или рассказывать что-то такое в интервью, или писать заметку какую-то о том, что было, — мне приходится на самом деле прикладывать усилия, я вообще стараюсь забывать, что было, потому что люди — заложники своих воспоминаний. И воспоминания в конце концов загоняют человека в какие-то рамки, поэтому отсюда возникают мнения о том, что это уже не то, а этот уже не тот. Я думаю, нельзя судить людей, которые манипулируют такими тонкими материями, как настроение, манипулируют чем-то невидимым. Нельзя их судить по своим только собственным ощущениям, исходя из того, как ты сам изменился. А разговор о вкусах — он вообще вечный. Публика, конечно, очень сильно менялась всегда, и сейчас она другая. Но я, когда говорю о публике, — я прежде всего говорю об энергетике. И о каком-то кураже. И отсюда я вижу прямую связь с той музыкой, с той волной, которая на тот момент преобладала. Если это диско и джаззи-хаус, то это постоянно руки вверх, это феерия, это шампанское, это диско-шар и прочее. Если это какой-то минимал-хаус, то ему сопутствует задумчивый уход в самого себя, концентрация на каких-то кликах и катах, и нет такого всплеска, и кажется, что все такие угрюмые. Танцуют андрогинные мальчики и девочки, большинство из которых в темных одеждах, даже скорее не танцуют, а ныкаются по углам, и каждый сам по себе, и каждый такой вот неподражаемый. То есть все, естественно, зависит от музыки, от настроения, поэтому я и говорю — чем ты манипулируешь, то ты и получаешь, такую атмосферу ты и получаешь.
Но мне кажется, что в конце девяностых люди танцевали несколько по-другому…
А ты вспомни, какие были скорости, на которых играла музыка?
А ты вспомни, какие были скорости, на которых играла музыка?
И движения были другие.
И движения, и скорость музыки, вот последние 3–4 года скорость проигрывания пластинок и создания музыки опустилась до 120–122 ударов.
И движения, и скорость музыки, вот последние 3–4 года скорость проигрывания пластинок и создания музыки опустилась до 120–122 ударов.
Классический хаус такой…
Да, при этом записывается на этой скорости и минимал, и техно, и потому это совсем другие танцы и совсем другие ощущения. И другие наркотики, наверное. А раньше как мы танцевали? 132 ударов в минуту было минимумом.
Ты когда-нибудь уставал от «Пропаганды», от вечеринок? Ведь все-таки 11 лет — это много. Хотелось когда-нибудь сказать: я ненавижу все это?
Никогда. Я могу устать к концу недели, когда играю, к примеру, пять дней подряд, со среды по воскресенье. И к субботе или в воскресенье у меня уже мало сил и эмоций, но четверг — это как раз тот день, когда я отдохнувший, я всегда полон новых сил и новой музыки, и для меня не существует другого места, где бы я играл с таким удовольствием, говорю без лести: «Пропаганда» — это лучшее место, где я могу играть.
Никогда. Я могу устать к концу недели, когда играю, к примеру, пять дней подряд, со среды по воскресенье. И к субботе или в воскресенье у меня уже мало сил и эмоций, но четверг — это как раз тот день, когда я отдохнувший, я всегда полон новых сил и новой музыки, и для меня не существует другого места, где бы я играл с таким удовольствием, говорю без лести: «Пропаганда» — это лучшее место, где я могу играть.
Когда ты начал играть драм-н-бейс, люди стали говорить: Санчес все сказал в хаус-музыке, он устал. Это так?
Да нет, я точно так же играю хип-хоп много лет, даунтемпо, немного играю лаундж. Я ведь меломан, поэтому играю сам с собой, экспериментирую, а драм-н-бейс — это просто новые ощущения, другие ощущения. Там ритм быстрее, и энергия выбрасывается мгновенно, сердце бьется чаще. За 15 лет, за то время, пока я играл хаус, я начал ассоциироваться у людей с этой музыкой. И потом вдруг я заявил, что буду пропагандировать ликвид-фанк, под другим, естественно, именем. Когда я начал делать вечеринки с этой музыкой, то перед началом выступлений у меня дрожали руки так, как это было тогда, когда я еще только начинал играть в 90-х. Я волновался, потому что все было совсем по-другому, это была новая для меня музыка, с которой очень было интересно познакомиться.
Да нет, я точно так же играю хип-хоп много лет, даунтемпо, немного играю лаундж. Я ведь меломан, поэтому играю сам с собой, экспериментирую, а драм-н-бейс — это просто новые ощущения, другие ощущения. Там ритм быстрее, и энергия выбрасывается мгновенно, сердце бьется чаще. За 15 лет, за то время, пока я играл хаус, я начал ассоциироваться у людей с этой музыкой. И потом вдруг я заявил, что буду пропагандировать ликвид-фанк, под другим, естественно, именем. Когда я начал делать вечеринки с этой музыкой, то перед началом выступлений у меня дрожали руки так, как это было тогда, когда я еще только начинал играть в 90-х. Я волновался, потому что все было совсем по-другому, это была новая для меня музыка, с которой очень было интересно познакомиться.
Как бы ты вообще в целом охарактеризовал эти 11 лет в «Пропаганде», смогут ли твои вечеринки просуществовать еще лет 11, не теряя в качестве?
Легко. Они могут существовать до тех пор, пока существую я сам. Мы уже не только головой и ногами срослись с «Пропагандой», но и всем телом, и попытаться что-то охарактеризовать — это значит поставить точку. Я пока не закончил все это дело, поэтому пока никаких характеристик давать не могу. И во многих интервью меня просят поделиться секретом — почему «Четверги» так долго существуют? А я не могу найти ответа сам, и, может быть, это и хорошо.
Легко. Они могут существовать до тех пор, пока существую я сам. Мы уже не только головой и ногами срослись с «Пропагандой», но и всем телом, и попытаться что-то охарактеризовать — это значит поставить точку. Я пока не закончил все это дело, поэтому пока никаких характеристик давать не могу. И во многих интервью меня просят поделиться секретом — почему «Четверги» так долго существуют? А я не могу найти ответа сам, и, может быть, это и хорошо.
Автор: Илья Воронин
Источник: http://www.nightparty.ru/
Источник: http://www.nightparty.ru/
Некоторые избранные миксы Санчеса
Четверги Санчеса в Пропаганде
Лебединое Озеро – 2008
Tequila sounds – 2005
Dessous Choice – 2005
Double Connections – 2000
Ночной поезд в Глазго – 1998
Теория движения – 1997
Теория движения – 1997