История «Дискоксида», первого российского диджейского магазина

В 1992 году московский диджей, только-только ставший ведущим собственной радиопрограммы на недавно открывшемся радио «Максимум», Владимир Фонарев, известный посетителям московских танцплощадок под псевдонимом Капитан Фанни, испытал культурный шок. Его близкий друг и ярый апологет новой танцевальной культуры Женя Жмакин взял его с собой в Лондон, который тогда был центром рейволюции. Для Фонарева это была первая поездка за границу. Их целью был не осмотр исторических достопримечательностей, а новая музыка — танцевальный андеграунд. Потому что ничего из этого купить в Москве было попросту невозможно, что служило серьезной болью и причиной черной зависти для любого увлеченного диджея и меломана. «И почему у нас ничего подобного нет?», — думал Фонарев, лихорадочно копаясь в коробках с пластинками в полуподвальных, известных только в кругах лондонских диджеев, музыкальных магазинах. 

ОРИЕНТИРУЯСЬ НА БЛИЖНИЙ КРУГ 

С актуальной и новой музыкой в его родной стране, которая в самом начале 1990-х переживала мучительную и болезненную трансформацию, действительно было плохо всегда. В советские времена единственный в стране монополист — фирма грамзаписи «Мелодия» — на новую, а тем более молодежную, музыку реагировала с многолетними опозданиями. Самых пытливых и неутомимых меломанов спасали так называемые студии звукозаписи, по сути бывшие обычными центрами распространения пиратской музыки, и еще музыкальные программы, которые можно было слушать на волнах радиостанций, вроде «Голоса Америки», которые, впрочем, до начала Перестройки во второй половине 1980-х активно глушили советские власти, борясь с идеологическим влиянием. Но музыки на Западе со временем становилось все больше, она была разная, постоянно возникали и умирали новые музыкальные жанры и стили. К тому же на всех модных дискотеках по всему Союзу диск-жокеи, а следовательно, и публика, голосовавшая ногами, предпочитали западную танцевальную музыку, которая под конец восьмидесятых начала развиваться бешеными темпами. И попадала она в Россию самыми разными путями. 

«В 1989 году, — рассказывает один из первых российских диджеев Гаврила, — благодаря принцессе Екатерине Голицыной я оказался в Лондоне. Самый разгар второго „Лета любви“, эйсид-хаус-революция! Я быстро нашел в FM-диапазоне нужные ритмы, принялся пачками записывать эти эфиры на кассеты и отправлять домой в Санкт-Петербург». Эти кассеты получал Константин Лавски, ставший впоследствии известным питерским диджеем, он делал из них сборники, широко расходившиеся в модных кругах питерской богемы. Именно эти кассеты с записями эфиров лондонской Kiss FM и неизвестных пиратских радиостанций составляли основную диету в том самом «Танцполе» в сквоте на Фонтанке, 145. Возможно, именно поэтому музыкальная составляющая первого российского рейва «Гагарин-пати», прошедшего в московском павильоне «Космос» в декабре 1991 года, практически ни в чем не уступала своим западным аналогам того времени. Бельгийский ньюбит, голландское, но не радикальное техно, немного детройтского мелодизма, итальянской слащавости и английского задора. Одним словом, это было техно, к которому пока еще не прикрутили приставку «поп».

Никто еще из русских диджеев тогда не играл на пластинках — главную роль исполняли бобины, с которыми диджеям было проще и удобнее взаимодействовать, нежели чем с аудиокассетами. Играть с виниловых пластинок было нечего, и сами пластинки (исключительно западного производства) были запредельно дорогими. Первым в Союзе практику игры на виниле освоил рижский диджей Янис, выступивший на том же «Гагарин-пати» с полноценным виниловым сетом, и по технике, и по музыкальной подборке ни в чем не уступив специально приглашенному французскому диджею Иоакиму Гаро. «С собой в Россию я взял 300 пластинок, — вспоминает Гаро. — А обратно привез всего 100, потому что остальные раздарил диджеям, которые играли и до меня, и после. Просто потому, что пластинки с такой музыкой русские себе не могли позволить купить. Да и негде это было сделать в Москве». 

И «Гагарин-пати», и вечеринки в Питере проходили скорее в формате для своих, потому что звучащая там музыка показалась бы совершенно непонятной, чужой и даже попросту тупой для многочисленных посетителей всевозможных дискотек, которые проводились тогда в домах культуры, парках, школах и пионерлагерях по всему разваливающемуся Союзу. Люди хотели танцевать. Музыкальная подборка таких дискотек была максимальной пестрой: хиты телепрограммы «Песня года», что-то сладкое итальянское, обязательно со словами, и непременные медляки. Самые прогрессивные ведущие таких дискотек изредка могли ставить что-то остромодное, вроде Мадонны, Майкла Джексона или Depeche Mode. 

С апреля 1991 года в люберецком парке в теплое время года под открытым небом на обычной эстраде свои дискотеки стали организовывать два закадычных друга — Борис Зленко и Евгений Рыбаков, впоследствии взявшие себе диджейские псевдонимы Спайдер и Фиш. Они были убежденными депешистами, для которых 9 мая было дважды красным днем календаря, поскольку в этот день фанаты группы праздновали день рождения Дейва Гаана. «Для „люберов“ все эти различия, панк ты или депешист, были совсем незначительны. Главное — что ты был неформалом, — вспоминает Зленко. — Хотя случались и стычки, когда просили поставить какую-то песню, какую-нибудь „шизгару“». Дискотеки тогда строились по негласному правилу: три песни быстрых, потом один медляк. Не задержавшись надолго в Люберцах, диджейский дуэт довольно быстро переместился в Москву, начав выступать в студии «Класс», которая устраивала дискотеки в кинотеатре «Орион». Участниками этой студии были Лика Стар и Владимир Фонарев. Там они все и познакомились. 

Чуть позднее, когда Фонарева позвали работать в только что открывшийся на стадионе «Дружба» в «Лужниках» клуб Jump, скорее напоминавший большую дискотеку, он привлек туда и Спайдера с Фишом. Владельцем Jump был популярный на то время продюсер Игорь Селиверстов, больше всего известный по музыкальному телешоу «Игорь’c Поп-шоу», через которое прошло довольно много первых российских артистов, в той или иной степени работавших с танцевальной музыкой: Лика Стар, «Взгляд МС», «Кар-Мэн», Radiotrance. «Jump был площадкой, на которой смешивалось всё, абсолютно разная музыка. Там была и Алена Свиридова, и группа „Рондо“, и тут же выступала группа „Фомальгаут“», — вспоминает Спайдер. Это заведение работало шесть дней в неделю с одним выходным в понедельник. «Называть Jump клубом — это очень громко, — вспоминает известный фотограф Василий Кудрявцев. — Скорее это напоминало советскую дискотеку. Сам Jump находился в середине фойе „Дружбы“. Из оформления — одна лишь надпись Jump. Плюс пластиковые столы и стулья — самая модная мебель того времени. Но это было довольно модным местом — там и Титомир со своими танцорами тусовался, и первые диджеи, и депешисты. У Jump был и свой конкурент — дискотека „Мастер“ на Серпуховской. Она потом переродилась в клуб „Мастер“». «Играли вообще все, что тогда было популярно и танцевально, — говорит Фиш. — И Culture Beat, и 2 Unlimited, и все в таком духе. Удивительное время было — никто не понимал, почему музыка играет без остановки, почему диджей ничего не говорит в микрофон. Диапазон музыкальный был очень широкий: если в начале спокойно мог прозвучать Depeche Mode или Beloved, то под утро и какой-нибудь хардкор, шокируя всех оставшихся на танцполе». За эту тягу к шокированию, в общем-то, Селиверстов и выгнал диджейский дуэт из Jump в начале зимы 1994 года. «Поводом стал какой-то эйсидный ремикс Ace Of Base, после чего Игорь и выгнал нас с пометкой „за хамство“», — смеется сегодня Спайдер. 

 

(слева направо) Владимир 'Капитан Фанни' Фонарев, Александр Селезнев, Александр 'Шмель' Розов и Игорь Селиверстов 

 

К этому времени на московской клубной сцене уже стало намечаться разделение среди диджеев. Те, кому дискотечный формат оставался ближе, перешли на работу в казино и ночные клубы для «дорогих господ». Другие, которых интересовали звук, новые жанры, появлявшиеся словно из пулемета, атмосфера и ощущение будущего, превращались, по меткому определению Жмакина, в «виниловых колдунов», властителей душ всех, кто считал себя авангардным и модным. А вся передовая электронная музыка в середине девяностых выходила прежде всего на виниле с прицелом на диджеев, как основных проводников новой музыки и философов новой культуры. В Москве с этим дело обстояло из рук вон плохо. 

«У меня был один знакомый, — рассказывает Василий Борисов, позднее ставший известным под псевдонимом Magic B. — Он занимался импортом компакт-дисков. И давал мне бумажные распечатки, рассылки информационные. Но нормальной музыки у него не было. Максимум — какой-то попсовый испанский псевдорейв. Его я поначалу и играл, потому что ничего другого не было». Но даже такую музыку Борисов не мог играть на своем постоянном месте работы, по духу больше напоминавшем бордель под названием «Русская тройка». В этом же заведении Василий на почве любви к Depeche Mode сошелся с другим резидентом Александром Григоренко, выступавшим под псевдонимом Worker и бывший обладателем огромной коллекции пластинок Depeche Mode. Никаких музыкальных экспериментов в этом клубе не допускалось, бизнесмены, всевозможные дельцы и те, кого уже стали называть «новыми русскими» приходили туда отдыхать скорее телом, чем душой. Даже популярная музыка, вроде 2 Unlimited, Culture Beat или Haddaway, среди посетителей считалась непонятной жестью, и за такое диджея могли в два счета уволить из клуба. Поэтому площадкой для экспериментов для Magic B стали вечеринки, которые Женя Жмакин устраивал по понедельникам в клубе «Манхеттен Экспресс» в гостинице «Россия». «Тогда каждый играл то, что мог достать, и кто во что горазд, — вспоминает Василий. — Диджеев было немного, и каждый старался отличаться. У каждого была своя музыка. Помню, как услышал в „Манхеттене“ птючевского диджея Ежа, который специализировался на американском хаусе, в духе DJ Duke, Dance Mania, жестком чикагском звучании, раннем Джуниоре Васкезе, хаусе с очень тяжелыми бочками. Стою, слушаю и думаю, „господи, ну и говно“. Но со временем понравилось». 

©Ptюch Original 1994-1996 · DJ Ёж - Ptюch Club 28/02/1995 P1

Профессиональных диджеев, игравших андеграундную или близкую к ней танцевальную электронную музыку, в середине 90-х насчитывалось не больше 20-30 человек на всю Москву. Примерно столько же работало диджеями в коммерческих заведениях, вроде ночного клуба «Арлекино», казино «Метелица» или дискотеки «У ЛИС’Са» бизнесмена Сергея Лисовского. Но эти диджеи практически сразу же в своей работе стали использовать компакт-диски и винил игнорировали. 

Пластинки, интересные диджеям, в России тогда было фактически не достать. Сам формат виниловой пластинки на фоне революционных изменений, которые переживала Россия, в одночасье потерял свою актуальность, магазины ими не торговали, новые торговцы делали ставку на компакт-диски, пираты — на доступные среднестатистическому покупателю аудиокассеты. Но заказать какой-то винил все-таки было можно. Надо было лишь знать места. «На виниле в 1994-м мы уже вовсю играли, — рассказывает Спайдер. — Первый свой заказ пластинок я сделал с Фонаревым в каком-то магазине на Новом Арбате, в котором торговали фототехникой. Заказы осуществлялись по каталогу. Просматриваешь длинные списки с названиями, ищешь знакомые имена. Помню, что в первом моем заказе были очень хорошие пластинки с лейблов Rising High, Planet E, американский хаус очень хороший. Они у меня до сих пор, кстати, сохранились». 

Но главными поставщиками для немногочисленных московских диджеев довольно долгое время являлись Женя Жмакин и диджей и промоутер Владимир Трапезников. Хотя устойчивыми каналами поставок их было назвать сложно. Трапезников довольно быстро обзавелся связями среди бельгийских и голландских лейблов, дружил с Ренатом Вандепаапелиере, главой влиятельного лейбла R&S, но, главное, он был диджеем, поэтому пластинки привозил под себя, лишь иногда продавая ненужное или излишки близким коллегам-диджеям. «Когда я возвращался из таких поездок, достаточно было пустить слух, что вернулся Володя с новыми пластинками, чтобы собрать битком клуб в любой день недели», — вспоминает Трапезников. Жмакин за музыкой ездил в Лондон, тогдашнюю клубную столицу мира. Но делал это не очень часто — несколько раз в год. Но зато привозил много — штук 200-300. 

 

Диджей Спайдер и Дмитрий Иванов (Cool Front) в клубе Jump

«В стране такой музыки не было вообще, — объясняет Роман Парамонов, близкий друг и коллега Жмакина. — Женя знал нужные английские магазины, скупал все, что нравилось на распродажах, брал всевозможные промо. Можно было набрать интересной музыки по бросовым ценам. К тому же соотношение фунта к доллару, если я не ошибаюсь, было не таким большим — 1,2. Примерно как сейчас отношение доллара к евро. И вот ты там покупаешь пластинку, скажем, за фунт-два, а тут уже продаешь за 10 фунтов. И даже при учете на перевозку все равно остаешься в хорошем наваре». 

Многие московские диджеи первой волны в качестве своего основного винилового дилера вспоминают именно Жмакина. Из Лондона он обычно возвращался с пятью-семью чемоданами, набитыми пластинками и компакт-дисками. Зачастую, это была самая передовая музыка, которую толком еще не поняли в самой Англии. «Он сюда привез первые альбомы Juno Reactor, самый первый альбом Plastikman, Leftfield», — говорит Парамонов. «Это через него мы услышали множество альбомов, которые сегодня считаются классическими, — с благодарностью вспоминает Спайдер. — Первые виниловые альбомы Autechre, Electroids и им подобные в моей коллекции появились благодаря ему. Хотя на мой диджейский вкус он все-таки возил скорее не танцевальную музыку, а больше экспериментального толка». 

Торговал музыкой Женя у себя дома, в своих английских закупках ориентируясь прежде всего на вкус ближнего круга своих друзей-диджеев: Фонаря, Славу Финиста, Змея, Спайдера, Фиша. Более широкая аудитория с новыми релизами могла познакомиться в эфирах радиошоу Funny House на радио «Максимум», ведущим которого был как раз диджей Фонарь, в гости к которому Жмакин приходил чуть ли не каждую пятницу вечером. 

 

Но диджеи были ненасытны, их постепенно становилось больше, равно как и музыки во все новых и новых жанрах. Требовался более-менее постоянный канал поставок новой музыки. Поэтому идея о музыкальном магазине с музыкой для диджеев лежала на поверхности. 

 

РОЗОВЫЙ СЛОН

Одним вечером поздней осенью 1994 года друзья и коллеги Владимира Фонарева, как обычно собрались у него дома на кухне. Спайдер, Фиш, их друг Андрей Кочеихин, ребята из группы Cool Front, Женя Жмакин и хозяин дома — все они были фанатами новой культуры. Во время встречи зашел разговор о том, что в Москве остро не хватает места, в котором можно покупать новые релизы. Фонарев, помня пережитый им в Лондоне культурный шок, живо представил каким бы мог стать этот магазин. 

 

Женя Жмакин, Андрей Кочеихин (инвестор «Дискоксида») и Дмитрий Постовалов (Arrival). 1994

 

Из всех присутствовавших единственным бизнесменом, да еще и успешным, был Андрей Кочеихин, который был другом Фиша еще с люберецких времен и которому нравилась эта музыка. Андрей занимался различными бизнесами (в то время это было в порядке вещей), в том числе и риэлторством, и в его распоряжении находилось несколько свободных площадей. Одно из них в районе метро «Красные ворота» по адресу Орликов переулок, 3 в здании, где располагалось Министерство сельского хозяйства и где работал его отец, подошло идеально. Некоторое время по этому адресу, но в другом помещении, проработал первый в России магазин марки Diesel. 

Основным инвестором будущего предприятия выступил Кочеихин. Он предложил войти в бизнес и Фонареву — тогда одному из самых востребованных и популярных диджеев страны. «Я согласился, — вспоминает Владимир. — Мне было интересно попробовать. Плюс ведь для меня это было не про продажи, не про торговлю. Это скорее был клуб по интересам. Хотя я никаким коммерсантом не был. Моя доля в этом бизнесе составила несколько тысяч долларов. Серьезные деньги по тем временам». 

С названием определялись долго. Среди вариантов были даже такие экзотические, как «Розовый слон», предложенный Спайдером. «Просто потому, что виниловый магазин в России — это самый настоящий розовый слон, — объясняет Борис. — Такого не бывает». Но в итоге остановились на слове-палиндроме, который придумал Фиш — «Дискоксид». Решающим аргументом в его пользу стало то, что слово можно прочитать как в одну, так и в другую сторону. «Я много вариантов придумал, — вспоминает Фиш. — И то, что ребята выберут „дискоксид“ я совсем не ожидал. Смешно было другое: что когда на русский рынок выходила компания „Диспоксид“, то так как их бренд был созвучен с нашим, то они нам заплатили целых 700 фунтов. Тогда были такие законы в стране». 

Строительство магазина, который занимал небольшую комнатушку, шло несколько месяцев и делалось своими силами. «Все сами строили, — вспоминает Фиш. — Я еще тогда любил чертить и вычертил все ящики под пластинки и вертушки». 

Дата открытия магазина всем причастным запомнилась: «Дискоксид» открылся в субботу, 15 апреля 1995 года, в тот же день, когда в спорткомплексе «Олимпийский» состоялся большой рейв «Орбита», который организовывали Тимур Мамедов и Тимур Ланский (как «ТТ Фантом дизайн») вместе с теми людьми, которые и составляли костяк идеологов «Дискоксида». 

Никто из них не помнит точно первые дни и недели работы магазина, но то, что магазин быстро стал чем-то большим, отмечают все. «Он же сразу стал вызывать интерес, — отмечает их близкий друг Василий Кудрявцев. — Туда приходили просто потусоваться, поболтать. „Дискоксид“ быстро перерос понятие магазина, пусть даже и музыкального. Он стал местом силы». 

Ассортимент в первые несколько месяцев оставлял желать лучшего. Полки с пластинками оставались полупустыми, отношения с западными дистрибуциями и каналы поставки еще не были выстроены, и никто из причастных к магазину не имел понятия как их выстраивать. Первые несколько поставок на руках привез опять-таки Жмакин, но для стабильной работы магазина нужно было менять ситуацию. «Ну вот открыли мы магазин, а чем торговать-то будем?» — вспоминает свои эмоции Спайдер. 

Слух об открытии магазина для диджеев довольно быстро разошелся по Москве. Особенно после того, как Фонарь в своем радиошоу «Funny House» — фактически единственном, где звучала клубная электронная музыка — рассказал о том, что в Москве теперь открылся магазин для диджеев и любителей подобной музыки. Для многих сама мысль, что ты можешь прийти днем в небольшое помещение, увидеть живого диджея за вертушками, услышать музыку, перевешивала все остальные недостатки в виде почти пустых полок с винилом. 

 

Диджей Фиш за прилавком «Дискоксида». май 1995 года 

Практически сразу за первым воодушевлением от того, что они открыли первый подобный магазин в стране, пришло понимание, что теперь начинается рабочая рутина с бухгалтерией, продавцами и прочими важными составляющими любого бизнеса. Хотя, строго говоря, «Дискоксид» был не самым первым подобным магазином. Незадолго до его открытия еще один магазин, Monster Music, который открыл московский диджей Олег Оджо. Однако проработал он совсем недолго. 

Тем не менее, кто-то должен был ежедневно сидеть за прилавком, пробивать чеки и поддерживать порядок. Отцы-основатели довольно быстро от этого устали и начали искать надежных людей в магазин. Управляющим магазина назначили Александра Вокера, который почти сразу понял, что невозможно одному и управлять делами, и сидеть за прилавком. Поэтому он предложил этим заняться Василию Борисову. «Это где-то месяца через 2-3 случилось, — вспоминает он. — Я уже сильно потом понял, почему отцы-основатели так быстро слились, потому что торговать лицом пять дней в неделю сложно. Ни на что другое времени просто не оставалось». Самое удивительное, что никому из сотрудников, кроме кассира Веры, никаких зарплат долго не платили. «И такая ситуация сохранялась, наверное, года два, — вспоминает Василий. — Мы работали за идею. А зарабатывали на жизнь уже диджейством по выходным. Молодые были, на жизнь хватало». 

Диджейство в девяностые — очень дорогостоящее, но и прибыльное занятие. В стране двузначная инфляция, едва ли не каждый год происходят финансовые катаклизмы, зарплата в 300 долларов считалась очень хорошей. При этом диджею необходимо регулярно обновлять и пополнять свою фонотеку. Средняя цена пластинки тогда была примерно такой же, как и сегодня — 10-12 долларов. Пластинок требовалось много, поэтому для любого диджея того времени траты на винил составляли основной расход бюджета. Но и зарабатывали диджеи заметно больше среднестатистического россиянина. За сет обычно платили в районе 100 долларов, хотя цены за выступление могли сильно разниться от места и уровня мероприятия. Например, в клубе LSDance в Ясенево диджей мог получить и 20 долларов, а на вечеринке в «Манхеттен Экспрессе» или в «Мастере» и все 200. Хотя если это была обычная, проходная вечеринка, под которую не печатали флайеры, гонорар мог быть и меньше. «Когда я играл в „Манхеттене“ какое-то время по пятницам, то на двоих диджеев тогда платили по 100 долларов. Это было довольно много», — вспоминает Magic B.

Примерно в то же время была предпринята попытка создать на базе одноименного диджейского конкурса диджейский профсоюз под названием Az-Art DJs. Одной из целей профсоюза значилась борьба за достойную оплату труда диджеев, поскольку клубные диджеи получали, как правило, значительно больше, чем диджеи, работавшие в казино и им подобных заведениях. «Пятерка-десятка самых популярных диджеев страны тогда зарабатывала очень хорошо, — с улыбкой вспоминает Фонарь. — Грув, Фонарь, Ник, Трапезников, Спайдер, Слава Финист, Компас Врубель. Мы себя чувствовали очень хорошо». Просуществовал этот профсоюз совсем недолго.

Тем не менее первой и самой насущной проблемой «Дискоксида» на старте его работы оставался вопрос стабильных поставок новых пластинок. По воспоминаниям Василия Борисова, поначалу их спасал некий человек, с которым договорились, что он будет поставлять им необходимый товар. «Поставки были где-то раз в пару месяцев. В нескольких чемоданах, на руках, через таможню он привозил пластинок 200-300, — рассказывает Борисов и объясняет, — Часто было так: звонит он тебе вечером в воскресенье и говорит, через час буду. Ты бросаешь все дела и мчишься в магазин. Принимаешь поставку и начинаешь ее разбирать, сортировать, слушать, клеить наклейки. Пока разбираешь, по диджеям проносится слух, что в „Дискоксиде“ завоз. А время — ночь. Тут Фонарь залетает, как, мол, так у вас завоз, а мне никто не сказал. Мы с Вокером сидим разгребаем. Только рассортировали, как часов в 5-6 утра бац, стук в дверь. Компас приехал. Как он узнал? Кто ему сказал? И опять по новой».

«Дискоксид» буквально с первых дней своего существования начал выполнять ту же роль, какую в разных столицах выполняли похожие магазины, вроде берлинского Hardwax, лондонского Rough Trade или амстердамского Rush Hour — он стал институцией. Как писал Тобиас Рапп в книге «Забыться в звуке», «всякий музыкальный магазин — это место для образования, институт культивирования вкусов». Подавляющее количество посетителей «Дискоксида» заходили в магазин, словно просто чтобы убедиться в реальности происходящего, поглазеть, зарядиться атмосферой. Убедиться, что диджеи — живые люди, что музыка и правда играет с пластинок, чтобы осознать, что их любимая музыка и культура может существовать не только ночью на клубном танцполе, но и при свете дня. 

Словно в подтверждении статуса «места силы» кирпичная стена на улице, примыкавшая к комнате, в которой открылся «Дискоксид», быстро превратилась в место признания в любви клубам, рейв-культуре, диджеям. В итоге со временем каждый кирпич этой стены был расписан и разрисован посланиями самого разного содержания, вроде «Саша из „Титаника“, я тебя люблю», «Где взять флайера на „Орбиту“?», «Rave forever» или просто «Долой попсу!» В самом магазине для похожих целей приспособили одну из белых стен, на которой свои автографы и послания оставляли немногочисленные тогда, заезжие западные диджеи и музыканты. В какой-то момент эта стена оказалась вся исписанной, а при нескольких следующих переездах сотрудники магазина аккуратно ее выпиливали и перевозили с собой на новое место, однако в один из переездов эта стена потерялась. 

Единственное сохранившееся фото со стеной с автографами западных диджеев 

Существовало и еще одно обстоятельство, которое роднило «Дискоксид» с культовыми магазинами в других странах. Если у берлинского Hardwax были Dubplates & Mastering, Basic Channel и Chain Reaction, у лондонского Rough Trade был Rough Trade, а у кельнского магазина Kompakt — Kompakt, то у московского «Дискоксида» была студия Solaris Station, «Станция Солярис». 

 

«СТАНЦИЯ СОЛЯРИС, Я ТЕРЯЮ СТАБИЛИЗАЦИЮ...»

Однако все началось задолго до описываемых событий. В самом начале девяностых по моде того времени у двух московских ребят, работавших звукоинженерами на московских студиях, возникла идея сделать бойзбэнд, который бы исполнял техно-поп, в котором под техно-бит начитывался нехитрый рэп. Евгений Родионов отвечал за музыкальную часть, Дмитрий Иванов — за саунд-дизайн, на вокале парень, промелькнувший в этой истории как Кирилл и псевдонимом DJ Lucky. Проект назвали «Клуб 55» и попытались зарабатывать на жизнь выступлениями на больших дискотеках, вроде того же шоу «Игорь’с Поп-шоу». В качестве подтанцовки взяли двух молодых людей, одним из которых был диджей Фиш. По уровню выступлений и звучанию очевидцы сравнивают «Клуб 55» с популярным тогда «Мальчишником». Но проект успеха не снискал и после того, как Кирилл, украв «минуса», попытался (неудачно) сделать сольную карьеру, идею бойзбэнда забросили. Но опытные звукорежиссеры Иванов и Родионов продолжали в свободное от работы время пробовать себя в написании танцевальной музыки. Так из их студийной работы «для себя» сам собой зародился дуэт Cool Front. Вдохновением для них послужила супергруппа той эпохи — безбашенный английский проект KLF. 

Два готовых трека каким-то образом попали в руки Алексея Соловьева из группы «Ракета», который в тот момент собирал материал для первого в истории зарождающейся российской рекорд-индустрии сборника новой русской электроники под названием Moscow Beats. Все это делалось на деньги очень крупного и влиятельного лейбла Moroz Records, руководство которого как раз находилось в поиске новых музыкальных направлений. По словам Дмитрия ‘Дамана’ Иванова, по каким-то причинам из всего сборника руководству лейбла понравились именно их два трека, и лейбл захотел выпустить полноценный альбом Cool Front.

 

Один из тех двух треков, на который был сделан полноценный клип

 

«У нас же готовых было всего два трека, — рассказывает Иванов. — Со студиями нам тогда не везло: одну ограбили, другая сгорела. В итоге нашли студию в Видном, комната квадратов 50 около туалета. Как мы потом узнали, там было какое-то средоточие всевозможных драгдиллеров. Одни передавали в окно пакет с чем-то, другие забирали. Один раз кто-то принес сумку набитую травой, затем черпал из нее стакан и куда-то уходил, видимо продавать. А мы сидели музыку писали». 

Записать альбом с электронной музыкой в девяностые — целая история. Домашних студий нет, аппаратура практически вся аналоговая и дорогая. Студийное время тоже влетает в копейку. Но лейблу было интересно, и он был готов взять небольшие расходы на себя. Поскольку Иванов и Родионов вращались среди звукорежиссеров и студийных работников, то они быстро определились со студией — выбор пал на самую крутую в то время студию Москвы, располагавшуюся в кинотеатре «Ханой». Это была студия SBI Records Игоря Бабенко, упакованная по полной программе. Бабенко был их хорошим другом, поэтому музыканты могли рассчитывать на дружеские условия с его стороны. «Приходим мы к нему и говорим: „Есть тысяча долларов на весь альбом“. Он покрутил пальцем у виска и отвечает: „С ума сошли?! У меня расценки — сто баксов в час“. А у него в студии тогда писались все большие русские звезды уровня Аллы Пугачевой. Линда там свой первый альбом записывала. В итоге договорились, что он нас будет ставить в свободные слоты, когда студия будет пустовать. Заехали мы со своим музоном и начали работать. Гитаристы, аранжировщики, которые там оказывались, никак не могли взять в толк, что это такое мы сочиняем, потому что никогда в жизни такого не слышали», — смеясь вспоминает Иванов. В результате этих студийных сессий получился полноценный альбом под названием Cool Front, который вышел в 1993 году на лейбле General Records и стал фактически первой большой работой российских музыкантов, подходящей под жанровые определения техно-музыки. 

Этот же альбом сразу же выявил главную проблему такой музыки в России: она не продавалась. «В этой музыке не было денег, — объясняет Иванов. — А раз не было денег, значит нельзя было делать какие-то интересные большие мероприятия. Плюс промоутеры не видели разницы между диджеем и музыкантом — платили им примерно одинаково, но трудозатраты музыканта были несравнимо выше. Поэтому русские электронные коллективы так и не получили своего развития. Нет бабла — нет шоу». 

 

Один из редких лайвов Cool Front на дне рождения Жени Жмакина в клубе «Манхеттен Экспресс»

 

Но живьем ради собственного интереса Cool Front все же выступали — несколько раз в год по очень специальным поводам. И то, что электронную музыку можно интересно играть живьем, они поняли после фестиваля «Бритроника» в 1994 году, среди участников которого был и Тоби Маркс, известный по проекту Banco de Gaia. «Он выступал в Jump. Привез с собой новый альбом «Last Train to Lhasa» и целую гору железа: компьютер, пять синтезаторов, эффект-процессоры, и отхреначил лайв, — вспоминает Иванов. — И вот тогда мы поняли, что эту музыку можно играть на сцене, пусть даже это и очень жесткая запара всякий раз собирать и разбирать студию».

«Живые выступления электронных групп — это всегда вызывало интерес. Надо не забывать, что тогда таких коллективов, способных отыграть электронный лайв не то что в городе, а во всей стране, было мало, — вспоминает Кудрявцев. — Понятно, что все они были по разному подготовлены. Кто-то совсем под „минус“ выступал, кто-то притаскивал всю свою студию, коммутировал полдня. Олег Радский из Arrival, например, любил во время выступления что-то крошить или разрушать».

«Arrival выступали довольно часто, а Cool Front совсем редко. А редко — значит дополнительный интерес, — продолжает вспоминать Кудрявцев. — Они были чуть моднее, что ли. Необычнее. Arrival все-таки тяготели к синти-попу, техно-попу, вокал там у них присутствовал. А у Cool Front музыка была более близкой к той, которая считалась модной в то время. Но круты были и те, и эти. Просто чуть по разному».

 

Дмитрий ’Даман’ Иванов и Евгений ’Джонни’ Родионов. Фото в студии «Станция Солярис»

 

«Еще до открытия магазина мы понимали, что студия и магазин — это неразрывное целое, когда одно работает на другое, — объясняет Спайдер цель открытия полноценной студии электронной музыки при магазине. — Нам важно было, чтобы была музыка и чтобы она создавалась в этом месте. Поэтому при обсуждении магазина мы туда заложили и идею со студией». И эту идею финансово снова поддержал Андрей Кочеихин, выделив на оснащение студии 20 000 долларов — совсем небольшие деньги для такого начинания. 

«Задачи ее окупить не стояло — важно было сделать круто, — рассказывает Дмитрий Иванов, который вместе с Родионовым отвечал за ее оснащение. — Мы собирали то, что было нужно стопроцентно. Из самого дорогого могу назвать сэмплер за 3 500 долларов, к нему взяли жесткий диск на 4 гигабайта за 1 000 долларов. Центром „Станции Солярис“, ее изюминкой стал большой аналоговый пульт Allen & Heath». По словам музыкантов, у них при очень скудном бюджете получилась создать студию, которая звучала так, словно в нее вложили все 200 тысяч долларов. 

 

Журнал «Птюч» о Solaris Station

 

В этом им помогла еще и происходившая тогда в мире технологическая смена музыкальных инструментов. На рынке стали появляться новые цифровые синтезаторы и системы записи, и подавляющее количество студий и музыкантов стали переходить с аналога на цифру. Аналоговые синтезаторы распродавались по бросовым ценам. Евгений Родионов хорошо разбирался в том, как взаимодействуют между собой студийные приборы и какие могут обеспечить должное качество звука. Дмитрий Иванов знал, где достать необходимый прибор. «Звоню знакомым спекулянтам, объясняю, что есть 200 долларов. Они меня рекомендуют клавишнику Кобзона или Вячеслава Добрынина, у которого нужный нам синтезатор мог пылиться в шкафу, — смеясь объясняет процесс поиска Иванов. — „Зачем вам это устаревшее говно?“ „Да мы бедная группа, у нас денег нет“. Мы прекрасно понимали, что все эти синтезаторы со временем будут только расти в цене. Поэтому когда спустя несколько лет они уже начали звонить нам с просьбой выкупить обратно, было поздно».

Сама студия располагалась в подвале того же здания, прямо под магазином. В комнате стояла здоровенная вытяжная труба, которую скрыли, завесив индийским платком. В помещении было вечно сыро, порой бегали крысы, и можно было даже услышать и прочувствовать, как под тобой проносится поезд метро. Идеальное место для записи техно-музыки.

Фиш и Спайдер на студии Solaris Station

 

Это была совсем небольшая комнатушка, в которой с трудом помещалось несколько человек. Зато что касается технологической оснащенности, ничего лишнего там не было. Даже сегодня на просьбу перечислить стоявшие там инструменты, Спайдер с Фишом начинают вспоминать использовавшиеся инструменты, и в их голосе явно слышится теплота: «Оборудование было полностью аналоговым. Пульт Allen & Heath, Roland SH-2, Moog Rogue, MS-20, Korg 707, сэмплеры E-mu и Akai, Jupiter 6 и 8, драм-машины 909-я и 626-я. Плюс компьютер Atari. И этого было достаточно. Обработку мы потом сами тоже делали». 

Поскольку студия была аналоговой, то обращаться с инструментами, по крайней мере поначалу, могли лишь знающие люди. «Непрофессионал тогда попросту не смог бы ничего записать, поскольку нужно было знать оборудование и уметь с ним общаться, — объясняет Иванов. — Ни Фиш, ни Спайдер тогда не умели со всем этим работать, но им было интересно. И они все чаще спускались из магазина наверху к нам на студию. Конечно можно было и методом тыка во всем разобраться, но куда приятнее знать, в какую кнопку тыкаешь и что она даст».

Работа на студии пошла практически сразу. Главными людьми на студии были Иванов и Родионов, потихоньку делавшие материал для второго альбома Cool Front, который в итоге был полностью готов, но так и не увидел свет. Попутно они учили работать на студии Фиша и Спайдера, Magic B и Фонаря. Поскольку подобных студий в Москве тогда не существовало, в этот подвал приходили все их близкие друзья, вроде ребят из проекта El Cosmo Group, группы «Тетрис» или диджея Листа. Попутно на этой же студии делались и коммерческие ремиксы, за которые обычно отвечал Евгений Родионов. «Я самую разную музыку писал, видимо искал какие-то пути выражения. Про форматы вообще не думал». Самыми известными его работами в то время стали альбом ремиксов на песни «Ласкового мая» и на первые песни группы «Блестящие». Хотя часто он принимал участие и в других проектах, вроде совместного (но недолго просуществовавшего) с Фонаревым проекта «Спутник-55», или записывался сольно под псевдонимом J-Run, или сочинял даб в проекте Green Point Orchestra. 

 

Один из ремиксов Евгения Родионова, который он сделал для одного из первых синглов группы «Блестящие»  

Одним из самых заметных проектов, вышедших из этой студии, стал совместный проект Фиша и Спайдера под названием «Консерваторы» (часто указывают как Conservators). «Наша история такова, — рассказывал Спайдер в интервью журналу „Птюч“ в 1999 году, — когда в Москву приехали братья Либераторы, мы послушали их на рейве „Орбита“ и поняли, что никакие они не либераторы. Раз они либераторы, то мы консерваторы. Мы консерваторы с точки зрения следования определенным правилам». 

И хотя в немногочисленных интервью музыканты называли свою музыку термином «техно», самое точное определение ей дал Спайдер в эфире программы «Белые ночи» Наташи Урман на «Станции 106,8»: «То, что мы делаем — это все гипно». Он подтверждает это определение и сегодня, добавляя, что про себя они эту музыку именно так и называли. Фиш подкрепляет его слова: «Само место было какое-то магическое. Очень часто от только что записанной тобой музыки возникало ощущение магии, что вот-вот — и можешь ее пощупать руками». 

Миксованный альбом проекта Conservators, состоящий из музыки, записанной на «Станции Солярис» в 1996-99 годах

Естественным продолжением цепочки «музыкальный магазин — студия» стала попытка запуска собственного, естественно винилового, лейбла. Поскольку никто еще в России ничего подобного не делал, решено было попробовать напечатать несколько промо-релизов с музыкой, записанной в студии «Станции Солярис». Деньги на печать выделил опять Кочеихин. По воспоминаниям участников, сумма составила около тысячи долларов. «Мы с Родионовым поехали в Прагу узнавать как это все делается, — вспоминает Дмитрий Иванов. — Решено было отпечатать шесть релизов с белыми „яблоками“, просто потому, что так было дешевле». По его словам, в дальнейшем эти промо-пластинки «Дискоксид» должен был разослать по редакциям западных журналов, дистрибуциям и диджеям, но эту обязанность все постоянно перекладывали друг на друга. Напечатанные в начале 1997 года крошечными тиражами по 100 экземпляров эти шесть пластинок так в итоге и не продались. «Такую музыку в стране и играло-то человек десять. Плюс денег у людей было мало», — объясняет Иванов. Шестью релизами стали работы Cool Front, Conservators, El Cosmo Group и J-Run. Это были первые виниловые пластинки, изданные на русском лейбле с русской электронной музыкой. 

 

Первые релизы с русской электронной танцевальной музыкой на первом российском виниловом лейбле, Solaris Station

 

Но пока в подвале кипела творческая жизнь, наверху в магазине все было не так радужно. Магазин «Дискоксид» незаметно для покупателей вкатывался в очень серьезный для себя кризис. 

 

 

«САМАЯ БОЛЬШАЯ ОШИБКА В МОЕЙ ЖИЗНИ» 

В любое время года, в жару, стужу и дождь, каждые выходные в 1990-е на площади перед ДК им. Горбунова торговцы аудио и видео-продукций расставляли свои палатки с товаром. Рынок «Горбушка», зародившийся с собрания филофонистов в этом здании в конце 1980-х, в девяностые превратился в главное место, откуда по стране расходились все виды аудио-визуальной продукции. На площади прямо перед ДК стояли самые статусные торговцы. Среди них была и торговая точка, долгое время бывшая единственной на всем рынке, на которой был представлен сумасшедший выбор электронной и разнообразной инди-музыки и хип-хопа. У этой точки постоянно толпился народ, пусть и покупали не часто — компакт-диски были фирменными, а потому очень дорогими. По ту сторону прилавка стоял владелец этого богатства, которого звали Роман Парамонов. 

 

Та самая площадь перед ДК, центр "Горбушки". Фото: Андрей Дольский (strana.ru)

 

Музыкой он увлекался всегда, за что даже в 1980-е получил кличку «Рома Кисоман», поскольку любил группу Kiss и вообще хэви-метал. На почве любви к музыке он подружился с Женей Жмакиным, с которым они менялись музыкой и пытались наладить бизнес по ее перепродаже (по советским статьям это попахивало уголовной статьей за спекуляцию). В 1990-е он, как и Жмакин, постоянно ездил в Англию за музыкой, отдавая предпочтение компакт-дискам, «потому что маржа и спрос были выше». «Всю музыку мы возили на руках в нескольких больших сумках, — вспоминает Парамонов. — На перегруз авиакомпании тогда не так сильно обращали внимание. Русская таможня почти до конца 1990-х на мои баулы, забитые дисками, смотрела сквозь пальцы. Всегда старался привезти музыки по максимуму. Помню, поставил рекорд — привез за одну поездку 800 дисков!» 

Постоянно летая в Англию, Парамонов со Жмакиным познакомились там с Сергеем Сергеевым, через которого заказывали у дистрибуторов пластинки и компакт-диски. «Дискоксид» же тогда активно искал выходы на западные дистрибуции, пытаясь наладить постоянные поставки. 

Довольно долгое время оформление заказов в «Дискоксиде» происходило абсолютно аналоговым способом. По факсу в магазин приходили длинные распечатки с довольно крупной западной дистрибуции DMD. «Принимаемся читать эти длинные списки, — вспоминает Василий Борисов. — Имена нам ничего не говорят, а рядом с релизами типичные приписки, вроде „must have“, „superb“. Послушать, естественно, ничего нельзя, поэтому мы смотрим на эти слова и думаем: „О, крутняк наверное. Надо брать!“ Ставим отметки, сколько штук того или иного релиза нам надо, и по факсу отправляем обратно». 
С момента заказа проходило примерно 2-3 месяца, после чего на пороге магазина с чемоданами появлялся человек. С ним расплачивались просто: выдавали наличкой стоимость заказа. Потом принимались отслушивать новые пластинки, и в процессе прослушивания уже только выяснялось, что примерно половина из заказанного — абсолютно неинтересная музыка. Ни с коммерческой точки зрения, ни с музыкальной. «Потом, конечно, система уже изменилась. Стала более упорядоченной», — добавляет Борисов. 

 

Место для прослушивания пластинок

 

Поначалу положение спасало то, что заказы формировали сами диджеи, которые часто заказывали, руководствуясь собственным вкусом. «Смотришь список, видишь новые релизы с Harthouse, Eye Q, Nova Mute, Plus 8, лейблов, которые я тогда играл, и понимаешь, что это точно надо брать», — вспоминает Спайдер. Но даже несмотря на рост популярности электронной музыки в Москве, ее покупателей (тем более на виниле) было не так много. Да и их познания в этой области были далеки от приемлемого уровня. «Приходит человек в магазин и абсолютно не понимает, что это за музыка. Он в ней не разбирается, она ему просто интуитивно нравится, — вспоминает Фиш. — Людей, которые разбирались в хорошей музыке, было совсем немного. Очень много пластинок с хорошей музыкой просто не вызывали интереса. Ее никто не покупал, потому что ее играть было негде. Ну „Мастер“, ну „Аэроданс“, ну „Птюч“ и собственно и все. Мы не хотели, чтобы в магазине скапливались большие стоки, потому что это фактически закопанные в винил деньги. А нам нужен был оборот, потому что мы устанавливали контакты со всё новыми и новыми дистрибуциями. В какой-то момент их у нас было целых шесть». Пластинки в «Дискоксид» начали поступать во все больших количествах из Англии, Германии, Голландии и даже Америки. Оттуда грузы шли долго, по несколько месяцев, но зато там было много интересной музыки. «Дискоксид» установил контакт с известной дистрибуцией Watts, которая отвечала за работу с большим количеством детройтских, чикагских и нью-йоркских хаус- и техно-лейблов. Даже некоторые немецкие лейблы приходили через американцев. Например, так в «Дискоксиде» оказались релизы культовейшего берлинского лейбла Basic Channel, чьи релизы тогда было уже нельзя купить в берлинском же Hardwax. 

«Такую музыку мы заказывали в очень небольших объемах, — вспоминает Спайдер. — По одной-две пластинки. Просто потому, что в нее никто в городе не врубался. Хорошо у нас тогда продавались релизы от Hooj Choons или Platipus. А все, что чуть сложнее, все это продавалось сложно».

Но первые несколько лет дела магазина круто шли в гору. Постоянные поставки, рост интереса к электронной музыке среди людей, плюс играло на руку и то, что несколько лет «Дискоксид» был едва ли не единственным специализированным магазином в стране. Приезжали туда (даже просто чтобы поглазеть) из разных городов. «Когда у нас начались стабильные поставки, то выручка в магазине в день могла достигать 2-3 тысячи долларов», — вспоминает Magic B. В среднем цена на пластинку была около 10 долларов, но если выяснялось, что это какой-то хит, ценник быстро переписывался. «Ставишь пластинку по 8 баксов, а на следующий день приходит Костя Зиг-Заг, видит эту пластинку и такой: „Оу, это же хитяра сейчас в Америке!“ „Вот блин, давай ценники переписывать, по 12 поставим!“», — смеется Борисов. 

 

Новостная заметка в журнале "Птюч" об открытии магазина "Дискоксид"

 

Помимо винила в «Дискоксиде» довольно быстро стала появляться и сопутствующая продукция: слипматы, наушники, иглы и проигрыватели фирмы Gemini, которая тогда довольно активно продвигала себя на российском рынке. «Еще до открытия магазина у нас появились знакомые ребята, которые торговали кроссовками модной тогда фирмы British Knight, и выяснилось, что их какие-то родственники имеют какое-то отношение к фирме Gemini», — вспоминает Фонарев. 

Спустя время в продаже появились и классические проигрыватели Technics, которые в стране долго были дефицитом, так как их было очень сложно провозить через границу. «И как-то раз мы прослышали, что в Москве есть дистрибутор брендов Panasonic и Technics. Им эти проигрыватели присылали в нагрузку к их стандартным заказам, — улыбаясь вспоминает Фиш. — И вот лежит и пылится у них на складе целая гора этих проигрывателей, и кому их продавать этот дистрибутор совершенно не понимал. Кому нужны виниловые проигрыватели в середине девяностых?!» 

Для тех, кому нравилась эта культура, но кто не хотел (или не мог себе этого позволить) быть диджеем, в магазине торговали рейверской одеждой: как правило это были футболки с изображениями гуманоидов или же каких-то кислотных расцветок. «Ходовым товаром стали диджейские сумки, — вспоминает Фиш. — Тогда каждый уважающий себя рейвер должен был ходить с диджейской сумкой». 

Спустя год работы, магазин набрал крейсерскую скорость и стал ставить рекорды продаж. «Кажется, летом 1996 года касса в магазине ставила новые рекорды продаж, и тогда же у нас прекратились челночные поставки, так как мы наладили контакты с дистрибуциями, — объясняет Фонарев. — Но тут же возник важный нюанс: если английские магазины у дистрибуторов брали товар на реализацию, то нам приходилось сразу выкупать весь заказ. Начали копиться „висяки“. И этот невозврат — это же были похороненные деньги. Плюс наши вкусовые пристрастия стали мешать: у каждого из нас была своя любимая музыка, поэтому это тоже свою роль сыграло».

 

Рекламная визитка «Дискоксида»

 

Роман Парамонов видит в накапливавшихся проблемах «Дискоксида» совокупность разных факторов. Во-первых, невнимательность при оформлении заказов у дистрибутора. Зачастую процесс выхода нового релиза происходил так: лейбл сообщает о своих планах дистрибутору задолго до выхода самого релиза. Дистрибутор ставит предстоящий релиз в свой каталог. Но выход пластинки может задержаться, сам релиз — попасть в списки нескольких дистрибуторов. А люди, уже оформившие заказ на несколько копий, попросту забывали и заказывали еще, отмечая их в следующих рассылках. И когда пластинка выходила, то заказчику она приезжала в количестве 20 экземпляров вместо, скажем, нужных 5. И так случалось довольно часто. Второй проблемой, негативно повлиявшей на деятельность «Дискоксида», Парамонов (равно как и некоторые другие участники этой истории) называет постоянные переезды магазина. За свою, не очень долгую, историю магазин переезжал пять раз — а это значит простои, причем значительные (как-то раз магазин не работал целых полгода), плюс затраты на ремонт. Вынужденным переездам команда магазина сопротивлялась как могла. Как-то раз Василия Кудрявцева Андрей Кочеихин попросил сделать специальное письмо арендодателям от какого-нибудь известного СМИ, в котором бы объяснялась культурная важность магазина. «В итоге я попросил написать такое письмо главного редактора очень модного тогда журнала „ОМ“ Игоря Григорьева, который и написал то, что нужно. И ведь на самом деле „Дискоксид“ тогда действительно играл важную культурную роль», — вспоминает сегодня Кудрявцев. «Из нашей первой комнаты мы переехали в зал побольше за углом, откуда нас потом выкинул Фонд развития малого и среднего бизнеса при президенте РФ. И там мы чуть-чуть совсем успели поработать, — вспоминает Борисов. — Потом мы перебрались в то помещение, которое было напротив первой комнаты. Потом пришлось спуститься в подвал». Но поставки (как и заказы) все это время не прекращались. 

 

Письмо, написанное главным редактором журнала «ОМ» Игорем Григорьевым арендодателям «Дискоксида»

 

«И в какой-то момент на складе английской дистрибуции Pinnacle накопилось пластинок на очень внушительную сумму, — рассказывает Парамонов. — А поскольку так получилось, что и я, и Сергеев, который торговал VHS, заказывали вместе, и наши заказы шли с заказами „Дискоксида“, то англичане в какой-то момент встали в позу: „Если вы не выкупите весь ранее заказанный товар, то мы больше ничего вам заказывать не позволим“. То есть из-за дискоксидовских проблем я тоже лишался возможности заказывать новинки. А у меня бизнес шел хорошо, никаких долгов. А тут у „Дискоксида“ опять переезд». 

Первый крах «Дискоксида» случился летом 1997 года. Новинки нужны, но денег на их заказ не было. Магазин оказался без денег — полноценное предбанкротное состояние. 

«У меня был приятель Гриша Смолкин, и вот он мне предложил, мол, давай войдем в долю „Дискоксида“. Я согласился. И это стало моей ошибкой, — вспоминает Парамонов, делая значительную паузу, задумываясь и повторяя с явным сожалением в голосе, — моей глубочайшей ошибкой в жизни. Но в итоге с 1997-го года „Дискоксид“ принадлежал мне, Грише и Андрею Кочеихину». 

Как выяснилось, общая сумма долга магазина дистрибуторам составляла около 30 тысяч долларов. «Когда выплатили весь долг, то в какой-то момент нам пришел самый большой заказ в истории. В буквальном смысле целая „Газель“, груженая винилом. Чуть ли не тонна музыки. У меня весь гараж оказался под завязку забит пластинками и дисками», — вспоминает Парамонов.

Но эти деньги, пущенные на оплату долга магазина, Парамонов так и не увидел. Пластинки продавались, но деньги ему не возвращались. «Теоретически я должен был получить прибыль, но за все время своей работы в „Дискоксиде“ не получил ни копейки. Одни убытки. Я потерял там всё», — сожалеет сегодня Роман. 

Реклама магазина «Дискоксид» (скорее всего транслировалась в эфире радио "Станция 106,8FM")

Одним из первых нововведений новых совладельцев стала попытка борьбы с продажей пластинок своим людям. Поскольку у руля магазина и за его прилавком стояли диджеи, то они и заказывали, руководствуясь собственным вкусом, и откладывали пластинки своим близким друзьям. То, что такая практика существовала, подтверждают все причастные. «Естественно перед каждым привозом мы обзванивали большинство диджеев — база телефонов у нас составляла человек 30. Примерно такое количество людей в Москве могло позволить себе регулярно покупать какое-то количество пластинок. Именно на них мы и ориентировались, — объясняет Magic B. — Практиковали и продажу в рассрочку. Могли и отложить тем, у кого не было денег. Поэтому в начале недели у нас, как правило, были хорошие дни — диджеи на выходных зарабатывали и приезжали к нам добирать пластинки». В какой-то момент, уже когда в Москве осенью 1995 года заработала радио «Станция 106,8 FM», в «Дискоксиде» придумали новую стратегию. «Поскольку не все популярные диджеи могли успевать на привоз, в подвале магазина для них были сделаны коробки, куда складывались все пластинки, которые могли бы им потенциально понравиться, — объясняет Борисов. — Например, DJ Коля оставляет в магазине 200 долларов. Но приезжать на каждый привоз он не может, но его вкус мы знаем и с каждой поставки откладываем ему пластинки. Он приезжает когда удобно, слушает и забирает то, что понравилось. А вообще кто первый приезжал, тот и получал то, что нравилось. У кого деньги были, приезжали сразу, кто был на мели, бились в истерике в телефонную трубку, умоляя отложить». 

На ассортимент магазина влияли и вкусовые предпочтения тех, кто делал заказы. «Я в какой-то момент залез в техно, и в магазине стало продаваться процентов 80 техно-музыки, — смеясь вспоминает Борисов. — А когда Рома Парамонов оказался в „Дискоксиде“, то принялся заваливать гоа-трансом и драм-н-бейсом». «Вася по-снобски относился к посетителям, — говорит Парамонов. — А так ведь нельзя. Плюс мы сразу поняли, что продавцы-диджеи — это очень плохо для бизнеса. Они продавать не умеют. Например, вышла пластинка Freak Power „Turn On“ с ремиксами Фэтбой Слима. У нас она еще как промо появилась. В Англии это был настоящий суперхит, а у нас она провалялась несколько месяцев, просто потому, что наши продавцы ее посчитали каким-то фуфлом». «Я и правда был строгим продавцом, по-другому мне было просто нельзя, — говорит Василий. — Заходил в магазин какой-нибудь залетный и начинал с пластинками обращаться просто отвратно. И лапать, и царапать. Приходилось таких гонять». 

На рубеже 1996/97 годов заметную роль стали играть и покупатели из регионов. Поскольку несколько лет кроме «Дискоксида», и чуть позднее питерской «Базы», открывшейся в 1998 году, пластинки и диджейскую технику в России купить было нельзя, приезжавшие из разных городов люди стали делать значительную кассу. Такие покупатели могли легко увезти с собой до 100 пластинок, чтобы создать фонотеку в только что открывшемся клубе у себя в городе или начать диджейскую карьеру. Связи с регионами выстраивал как правило Вокер. И зачастую именно сотрудники «Дискоксида» выступали в роли гидов или помощников для тех, кто хотел открыть в своем городе клуб, но не знал с чего начать. «Я все-таки был плохим продавцом, — признается Борисов. — Я так и не научился втюхивать людям всякое фуфло. А ведь это можно было делать элементарно. Можно было всунуть Gemini или Numark, на которых было невозможно играть, но зачем?! Я всегда старался давать альтернативу — вот это дешево, вот это дорого». 

Стойка с пластинками 

 

Покупательские предпочтения также могут послужить хорошим показателем того, какую музыку в какой момент любили на танцполах российских клубов. «В первом магазине сметали вообще все. Известно же, что поначалу любой диджей скупает кучу хлама. Все же были молодые, — смеется Magic B. — Немногочисленные московские диджеи, которые тогда шарили в музыке, покупали то, что нравилось, остальные сносили все. Во втором магазине (1996-й год) уже покупали много хорошего техно — Джефф Миллз, Tresor, Advent, Кари Лекебуш. Конечно всегда очень хорошо продавалась коммерческая музыка, то, что издавалось на лейблах типа Blue, Positiva, Hooj Choons. А ближе под конец существования магазина хорошо уходил тек хаус, типа 2020 Vision, End Recordings и все такое. Но чем дальше, тем сильнее все стали расползаться по стилям. Какого-то четкого тренда уже не стало». 

Свой второй кризис «Дискоксид» встретил одновременно со всей страной. 17 августа 1998 года. В России случился «черный понедельник». Сам магазин только-только в очередной раз переехал на свое новое место. «Я тогда был на Казантипе, — вспоминает Василий Magic B. — В какой-то момент там вдруг бах — и перестали принимать рубли. Вернувшись в Москву, стало сразу же понятно, что вокруг одна сплошная жопа. Все в панике, никто ничего не понимает. Курс скачет как сумасшедший. Денег ни у кого нет. Клубы не платят, плюс стали падать гонорары. Если раньше диджей, скажем, получал 250 долларов, то теперь радовался, когда получал 40 или 50. А пластинка как стоила 10 долларов, так и стоит. Были даже дни, когда магазин стоял закрытым, потому что было непонятно как работать. Стоит магазин, под завязку набитый пластмассой, и никто ничего не покупает».

 

Один из логотипов лейбла Citadel Records. Автор: Григорий Гатенян

 

Первые несколько месяцев магазину, по словам очевидцев, пришлось очень несладко. Но стали думать, как исправлять ситуацию. Поэтому в магазине появился собственный уголок очень популярной тогда хип-хоп-команды Da Boogie Crew, которые продавали кроссовки Vans, баллончики для граффити и доски, на которых можно было танцевать брейк. И тогда же «Дискоксид» вошел в партнерство с лейблом Citadel Records, которым руководили Рафаэль Тимербаев и Борис Назаров из группы Moscow Grooves Institute. Сам лейбл вырос из знаменитой палатки с аудиокассетами на Кузнецком мосту, прозванной в народе «Техно-павильоном», и лейбла Azon, который одним из первых стал издавать на аудиокассетах миксы московских диджеев. Первым релизом лейбла стал сингл трио Pork Roll. 

Каталог Citadel Records. Заказы осуществлялись путем факса. Нужно было отметить нужную позицию (на фото это определенные пометки) и отправить эту бумажку обратно

 

Поначалу релизы выходили исключительно на аудиокассетах и продавались очень хорошо. Тогда же родилась и идея совместного продвижения — устраивались совместные вечеринки «Дискоксида» и Citadel Records, а в журнале «Птюч» в каждом номере печатался разворот их новостей и анонсов. В конце 1999 года по адресу www.discocsid.ru заработало и онлайн-представительство магазина. Это был первый сайт русского музыкального магазина и явно один из первых сайтов на русском языке, посвященный электронной музыке (прежде всего отечественной). Примерно в тоже время заработал и сайт 44100.com, посвященной российской электронике. Заказы пластинок там было сделать нельзя — никакой интернет-торговли тогда еще не существовало, зато можно было послушать миксы русских диджеев в модном тогда формате Real Audio, качество которого не сильно отличалось от потрепанной жизнью аудиокассеты. Но и это было хоть что-то! 

Эфир программы «Монитор», которая выходила в эфирах нескольких радиостанций и выкладывалась на сайте «Дискоксида»

 

Пытаясь найти еще какие-то способы вернуть обедневших покупателей в магазин, Гриша Смолкин придумал идею синдицированного радиошоу. В штат была нанята девушка, которая писала и звонила на различные радиостанции (прежде всего региональные) с просьбой убедить их взять себе в эфир специально записанные программы «Монитор» с миксами московских диджеев под брендом «Дискоксида». Какое-то время эта программа выходила и в эфире московской «Станции 106,8 FM». И хотя эти меры сыграли свою роль в выживаемости в сложных условиях, но продажи так и не восстановились. И здесь, по словам Василия Борисова, сыграло разом несколько факторов. Гонорары так и не вернулись на докризисный уровень, поскольку диджеев становилось все больше, и их ценность падала. Кроме «Дискоксида» открылось еще несколько магазинов, в том числе «Новая музыка» и «Питч». Да и сами диджеи перестали скупать пластинки пачками. К тому же в недрах интернета уже поднималась буря под названием MP3, а компания Pioneer упорно доводила до ума свою технологию CDJ, побуждая диджеев переходить с пластинок на компакт-диски. Вкупе это все и сыграло свою роль.

 

ЗАКАТ 

Но даже столкнувшись с серьезным кризисом, «Дискоксид» сумел напоследок войти еще раз в историю. Впервые в истории российской танцевальной сцены ее представители стали полноправными участниками берлинского рейв-шествия Love Parade. Это случилось в 1999 году, когда со всего мира на Парад собралось около полутора миллиона людей со всего света. По такому случаю выехали представители «Дискоксида», рижанин диджей Янис, некоторые московские диджеи и тусовщики, плюс съемочная группа MTV. С немецкой стороны поддержку оказывал близкий друг и коллега Артур Ньюверт, который в том же году поучаствовал в запуске лейбла Solaris Records. 

 

DJ Fish и DJ Фонарь на платформе «Дискоксида» на Love Parade. 1999 год

На следующий год «Дискоксид» уже сделал свою собственную платформу, на которой перед полутора миллионной аудиторией выступали московские диджеи — идеологи, сотрудники и коллеги «Дискоксида». «Хоть это и были самые большие вечеринки в истории человечества, но тот Love Parade мне запомнился непрекращающимся свистом миллиона человек и грохотом соседних платформ, — вспоминает Спайдер. — Мы тогда столкнулись с тремя сложностями: движущейся платформой, звуковыми вибрациями от 60 кВт звука и танцующими гостями на самой платформе. В 2000 году мы уже сделали специальную диджейку, в которой учли все эти нюансы. Гордились, что за время движения у нас ни разу не скакнули иглы». 

 

Эфир программы «Танцпол», выходившей на MTV и посвященной клубной музыке. Love Parade 1999 года

Но самому магазину эта яркая акция почти не помогла — продажи восстанавливались слабо, ощущалась некоторая потерянность ориентиров. Фактически в последние годы своего существования магазин перестал окупать сам себя, нужно было постоянно в него докладывать. Мертвым грузом лежала масса пластинок, которые никого не интересовали. Непроданного товара становилось все больше, и он сжирал всю маржу. «В закупке нам пластинка обходилась в среднем 8 долларов. А берлинскому Hardwax, например, она же обходилась в 4,5, — объясняет экономику Василий Борисов. — Он ее легко мог выставлять в продажу по 9 долларов, а мы — по 12, накидывая максимально возможные 4 доллара. Продажи были маленькими, а виниловый магазин может жить только при больших продажах. А в начале нулевых этого уже было невозможно добиться. Постепенно все разбежались, и в магазине я остался один». 

 

Реклама распродажи пластинок

 

Первым из основателей «Дискоксида» от дел отошел Владимир Фонарев. Это случилось в 1997 году. «Все чаще стал возникать конфликт интересов. К тому же во второй половине девяностых у меня пошла активная гастрольная жизнь, — признается он. — И в какой-то момент я об этом сказал Андрею [Кочеихину], что хочу выйти из этого бизнеса. И спустя какое-то время, он вернул мою долю, и я ушел».

Борис Зленко и Евгений Рыбаков, диджеи Спайдер и Фиш все больше времени проводили в подвале «Станции Солярис», все меньше вникая в деятельность магазина. Когда именно «Дискоксид» перестал играть в их диджейской жизни значимую роль, они точно сказать не могут, но запомнили один момент. «Однажды мы вдруг себя поймали на неприятной мысли, что за новой музыкой нам теперь все чаще приходится ездить в другой магазин, — вспоминает Спайдер. — Где-то с 1998 года за музыкой ездили в Германию в наш любимый мюнхенский магазин Optimal. Чаще бывали в „Новой музыке“ или „Питче“. Видимо тогда „Дискоксид“ и исчез из нашей жизни постепенно. Но это было захватывающий трип. Мы ни о чем не жалеем».

Роман Парамонов, когда-то спасший «Дискоксид» от банкротства, серьезно пострадал в кризис 1998 года и поэтому был вынужден переключить все свои силы на собственное выживание, попутно свыкаясь с мыслью, что некогда вложенные в этот магазин деньги он так больше и не увидит.

Студия «Станция Солярис» пережила «Дискоксид» и еще какое-то время проработала в подвале на Орликовом переулке уже после закрытия самого магазина. Потом была студия в клубе «Культ», которую Спайдер помогал строить Владиславу Лодзинскому из группы «Тетрис» и где были записаны три пластинки проекта Step 2 Sun, вышедшие впоследствии на Solaris Records. 

Спустя еще несколько лет, когда в середине нулевых на набережной Тараса Шевченко заработал клуб «Крыша мира», там же при поддержке покойного Антона Антонова была построена еще одна студия, в создании которой принимали участие Дмитрий Иванов и Евгений Родионов из группы Cool Front. 

 

Сайт «Дискоксида» стал не только первым сайтом русского музыкального магазина, но и некоторое время был едва ли не единственным местом, где можно было почитать и послушать электронную музыку в рунете

 

Человеком, который навсегда закрыл дверь последнего пристанища «Дискоксида», был Василий Борисов — диджей Magic B. После пятого переезда магазин заработал в помещении прямо напротив того здания, где весной 1995 года группа энтузиастов открыла первый в России музыкальный магазин для диджеев и любителей электронной музыки. «Ассортимент магазина тогда насчитывал, наверное, примерно пару тысяч пластинок, — вспоминает Борисов. — И как-то приходит в магазин его учредитель Андрей Кочеихин и говорит, что с арендой возникли небольшие проблемы, но не волнуйся, скоро найдем помещение. Попросил все собрать и вывезти в Подольск на склад. Прошла неделя, другая, третья. И я как-то поймал себя на мысли, что заниматься этим больше не хочу. Точка». Точную дату, даже год Василий не помнит. «То ли 2002, то ли 2003 год». 

Примерно спустя год, Василий неожиданно встретился с Андреем в «Пропаганде», и слово за слово тот предложил ему возобновить историю с «Дискоксидом». «Нет, — сказал Борисов. — Я больше не хочу».

Закрылся «Дискоксид» тихо и без особого шума. В интернете уже набирал популярность формат MP3, на форумах велись холивары на тему, что лучше — аналог или цифра, а Ричи Хоутин в своем миксе «DE9 | Closer To The Edit», вышедшем в 2001 году, продемонстрировал, что даже в столь консервативной штуке как диджейство, вот-вот произойдет технологическая революция, способная еще сильнее приблизить этот вид деятельности к чистому творчеству. На рынок вышла система Final Scratch, позволявшая управлять цифровыми файлами на манер виниловой пластинки, а в клубах все чаще виниловые Technics уступали место цифровым CDJ от Pioneer. 

Но даже сегодня, когда в виниловых коллекциях того или иного диджея встречаются пластинки с характерными, мгновенно узнаваемыми наклейками с логотипом «Дискоксида», взгляд обладателя на мгновение теплеет, и следует неизменная присказка: «Замечательный был магазин. Помню, как я там купил свою первую пластинку».

Источник: https://mixmag.io/